Есть в дожде откровенье, потаенная нежность и старинная сладость примиренной дремоты.
Просыпается с ним безыскусная песня, и трепещет душа усыпленной природы...
Эту землю лобзает поцелуем лазурным. Первобытное снова оживает поверье...
Сочетаются небо и земля, как впервые, и великая кротость разлита в предвечерье.
Роковое томленье по загубленной жизни, неотступную думу: «Все напрасно, все поздно»,
Или призрак тревожный невозможности утра, и страдание плоти, где таится угроза...
В этом сером звучанье пробуждается нежность, небо нашего сердца просияет глубоко -
Но надежды невольно обращаются в скорби, созерцая погибель этих капель на стеклах...
В тишине ты лепечешь первобытную песню и листве повторяешь золотое преданье,
А пустынное сердце постигает, и горько в безысходной и черной пентаграмме страданья.
В сердце - те же печали, что в дожде просветленном, примиренная скорбь о несбыточном часе...
Для меня в небесах возникают созвездья - но мешает мне сердце созерцать это счастье.
MM. Детский лепет
Просыпается с ним безыскусная песня, и трепещет душа усыпленной природы...
Эту землю лобзает поцелуем лазурным. Первобытное снова оживает поверье...
Сочетаются небо и земля, как впервые, и великая кротость разлита в предвечерье.
Роковое томленье по загубленной жизни, неотступную думу: «Все напрасно, все поздно»,
Или призрак тревожный невозможности утра, и страдание плоти, где таится угроза...
В этом сером звучанье пробуждается нежность, небо нашего сердца просияет глубоко -
Но надежды невольно обращаются в скорби, созерцая погибель этих капель на стеклах...
В тишине ты лепечешь первобытную песню и листве повторяешь золотое преданье,
А пустынное сердце постигает, и горько в безысходной и черной пентаграмме страданья.
В сердце - те же печали, что в дожде просветленном, примиренная скорбь о несбыточном часе...
Для меня в небесах возникают созвездья - но мешает мне сердце созерцать это счастье.
MM. Детский лепет