Поле наледью покрылось,
Я упал - подскользнулся.
И четвертиночка разбилась,
До неё дотянулся
И остатки вылил в рот скособоченно,
Может, всё же заберёт - очень хочется,
Может, всё же заберёт - куда денется,
Может, всё тогда пройдёт и всё изменится.
Ах, воротись, вернись ко мне, девчоночка.
Я стогом сена был - ты в нём иголочка,
Сгорит стожёк в огне - игла останется.
И по твоей вине, и по твоей вине
Я горький пьяница.
На колени встал, мотаю головой -
Жалко водки.
А ветер гонет листьев стаи
И в реке топит лодки,
Издевается, подлец, над осиною:
Словно бабу гнёт к земле - руки сильные,
А мою поди согни - ох, намаешься,
Год-другой пройдет, пока оклемаешься.
Четвертиночки осколки
Прямо в кровь руки режут.
Эх! В вагон бы да на полку
В месяц раз и не реже!
Не берёт меня глоток, не берёт другой,
Не привидется цветок синеголубой.
Эх! Пропадать наверно здесь, под берёзами
Одинокому, как есть, да и тверёзому.
Я упал - подскользнулся.
И четвертиночка разбилась,
До неё дотянулся
И остатки вылил в рот скособоченно,
Может, всё же заберёт - очень хочется,
Может, всё же заберёт - куда денется,
Может, всё тогда пройдёт и всё изменится.
Ах, воротись, вернись ко мне, девчоночка.
Я стогом сена был - ты в нём иголочка,
Сгорит стожёк в огне - игла останется.
И по твоей вине, и по твоей вине
Я горький пьяница.
На колени встал, мотаю головой -
Жалко водки.
А ветер гонет листьев стаи
И в реке топит лодки,
Издевается, подлец, над осиною:
Словно бабу гнёт к земле - руки сильные,
А мою поди согни - ох, намаешься,
Год-другой пройдет, пока оклемаешься.
Четвертиночки осколки
Прямо в кровь руки режут.
Эх! В вагон бы да на полку
В месяц раз и не реже!
Не берёт меня глоток, не берёт другой,
Не привидется цветок синеголубой.
Эх! Пропадать наверно здесь, под берёзами
Одинокому, как есть, да и тверёзому.